В такие моменты я всегда вспоминаю литанию против страха из Дюны Фрэнка Гербрета. Мысленно твердя начальные строки (больше память не держит), пытаюсь заглянуть страху в глаза и пропустить его через себя, чтобы потом обернуться ему вслед. Так было и сегодня. С шести до семи утра.

Не знаю, откуда взялась боязнь тошноты. Но каждый раз, стоит мне почувствовать недомогание по этой части, как в душе зарождается паника. Мир сужается до размеров булавочной головки. Легким срочно требуется больше, больше, еще больше воздуха. В голове пустота. Гулким эхом и тихим шелестом, вроде того, как шелестит лижущее гальку море, от стен черепной коробки отражается литания. Я не могу не цепляться за нее. Мне нужно хоть что-то, за что можно было бы схватиться, чтобы не сгинуть в пучине, пока не наступит долгожданное облегчение.

Обычно метаклопромид действует на ура. Сколько лет я уже не блевала? Так много, что даже толком не помню, каково это, но страху это не мешает.

В этот раз все идет не так. Не по плану. Таблетки не помогают. Лишь за пару мгновений до развязки я понимаю: со страхом и правда придется встретиться лицом к лицу, свесившись с кровати и уставившись на дно веселенького желтого тазика. Паника сменяется обреченностью. Правой рукой собирая волосы в хвост, левой упираясь в край матраса, чувствую себя приговоренной к смертной казни. Вроде и страшно, и не хочется, но в то же время наплевать.

После мне гораздо лучше. Тело кажется легким, и я думаю, что меня надо бы веревочкой привязать к стойке кровати, не то улечу. На щеке стынет непонятно откуда взявшаяся слеза. Губы растянуты в безумной улыбке.

Я закрываю глаза, чтобы устало соскользнуть в небытие. Просыпаюсь только через семь часов.

"Я не должна бояться.
Страх — убийца разума.
Страх — это маленькая смерть, влекущая за собой полное уничтожение.
Я встречусь лицом к лицу со своим страхом.
Я позволю ему пройти через меня и сквозь меня.
И, когда он уйдет, я обращу свой внутренний взор на его путь.
Там, где был страх, не будет ничего.
Останусь лишь я".