Давно здесь не мелькали обрывки моих снов.

Это было в Москве. Погода стояла теплая и солнечная, на фоне бездонно голубого неба белели огромные опоры пешеходного моста.
Я гуляла. Как обычно шаталась по городу с сумкой через плечо и наслаждалась одиночеством, хотя вокруг неспешно прогуливались и другие, тоже уставшие от бетонных коробок и жаждавшие насытиться кислородом на целую неделю вперед. В общем, день был самым обычным. Почти летним. И вдруг прогремел первый взрыв.
Кто-то закричал. Громко и пронзительно. Я обернулась. Украшавшая старинную высотку башня с часами в клубах дыма и пыли кренилась назад. Она падала.
Снова взрыв. Теперь стремительно оседала вся высотка.
Народ на улице замер. Будто окаменел. Никто не смел двинуться с места, все смотрели. Смотрели, как рушится здоровый жилой комплекс. И, готова поспорить, у них, совсем как у меня, смысл всего происходящего просто не укладывался в голове.
Третий взрыв. Совсем близко. Прямо за спиной. Крутанувшись на сто восемьдесят градусов, я распахнула глаза еще шире. До белых костяшек вцепилась пальцами в ремень сумки. Ветер игрался с подолом легкого платья. Исполинская белая опора, разлетевшаяся на несколько больших обломков, летела прямо на меня и всех тех, кто ступил на мост с этой стороны.
Сколько я бездумно глазела на это, прежде чем кинулась наутек? Секунду? Две? Целую вечность? Не знаю. Я не успела даже ничего сообразить, как все то, что было перед моими глазами: залитая солнечным светом мощеная улица, бегущие прочь люди, мечущиеся по плитам тени - все потонуло в ослепительной вспышке.
Я очнулась как будто через мгновение. Словно просто моргнула, а когда полняла веки, то обнаружила, что каким-то чудом оказалась в совершенно ином месте. Глаза сверлили взглядом белый отштукатуренный потолок и круглый плафон скромной люстры. Такой, какие бывают в больницах. Больница. Все произошедшее моментально всплыло в памяти и пронеслось перед внутренним взором. Я панически дернулась. Тело меня не послушалось. Страх нахлынул ледяной волной и меня поглотила паника.
Шепотом (голоса не было, горло саднило), я жалобно позвала:
- Мамочка!